Светочи Чехии - Страница 82


К оглавлению

82

Да и на самом, деле путешествие Гуса было триумфальным шествием… к мученичеству. Но письмо это выражало и другое: насколько эта неожиданная популярность поражала Гуса, настолько, значит, он в своей скромной, младенчески-чистой душе не придавал особого значение величию своей роли.

Часть III

Валленштейн.

…А это государство,

Богемия, из-за которой мы сражаемся,

Совсем чужда душой властителю, который был ей дан

Удачею оружья, а не свободным избранием,

– И с ропотом она религии выносит тиранию!

Власть сильного могла ее сломить, но не дала успокоенья!

Память об ужасах, что на ее земле совершены,

И пламенная жажда отмщения еще здесь живы…

Сын забудет ли, что в церковь загоняли его отца собаками?

Народ, которого в такое положенье поставили,

Ужасен, – мстит ли он, иль терпит поневоле.

Шиллер.

Глава 1

Под вечер, 3 ноября 1414 г, по дороге, ведущей в Костниц, народ высыпал смотреть путешественника, на которого всякому хотелось взглянуть, столь велик был интерес, возбужденный его личностью, его учением и тою смелостью, с которой он раскрывал злоупотребление духовенства.

Спускалась ночь, когда, наконец, послышался топот многих лошадей, и глаза всех обратились к надвигавшемуся из-за поворота дороги легкой рысью внушительному отряду всадников. Впереди между двух богато вооруженных рыцарей ехало духовное лицо, в черном. За ними тянулись вереницей верховые, вооруженный конвой, конюшие, пажи и несколько вьючных лошадей.

– Гляди, гляди, – толкая локтем соседа, говорил горожанин. Вон тот, что едет между рыцарями, должно быть, Гус.

– Кто ж эти рыцари? – спросил тот.

– А вот, сейчас спросим у старого Соградка; он, ведь, из Праги и должен их знать.

Следуя за всадниками, они добежали до старика высокого роста, который разговаривал с земляками из прибывшей свиты. Он охотно ответил на их расспросы и объяснил, что рыцари были барон Ян из Хлума и пан Генрих из Лаценбока, а что сзади ехали: секретарь барона, Петр из Младеновиц, и Ян Кардиналис из Рейнштейна, настоятель церкви в Яновичах, имении пана барона.

По мере того, как приезжие следовали по улицам города, толпа все возрастала. Наконец, всадники остановились в улице св. Павла, у дома, где должен был проживать Гус, и на пороге которого стояла хозяйка, вдова Фидес, радушно встречавшая дорогого гостя.

– Вот, мистр Ян, мы и у пристани! Дай Бог, чтобы нам также счастливо удалось вернуться с вами обратно в Прагу, где вас ждет еще более пышная встреча, – весело улыбаясь, сказал Ян из Хлума, прощаясь с благодарившим его Гусом и направляясь на собственную квартиру.

На следующий день, подкрепленный сном и прочтя в одной из комнат обедню, Гус начал устраиваться. Окончив размещение привезенных с собою вещей, он сел у окна и стал рассматривать сновавшую по улице оживленную толпу. В это время к дому подъехали оба его покровителя, и Гус, не без тревоги, бросился к ним навстречу.

Но их радостные лица тотчас же его успокоили и в сердце Гуса шевельнулась надежда.

– Мы с добрыми вестями, милый мистр, – сказал барон Ян, пожимая ему руку, – и пришли рассказать вам подробности нашего свидания с папой. Мы возвестили ему ваше прибытие и просили его не отказать в покровительстве. Его святейшество принял нас милостиво и на нашу просьбу ответил: „если бы даже Гус убил моего родного брата, то и тогда я употребил бы все находящиеся в моем распоряжении меры, чтобы оградить его от всякого насилия в Костнице”. А когда он узнал, что император пожаловал вам охранную грамоту и взял под свою защиту, то обещал, что снимет тяготеющий на вас интердикт. Это даст вам возможность свободно ходить по городу и посещать церкви.

– Хотя я посоветовал бы вам, мистр Ян, быть пока осторожным, избегать столкновений и всякого предлога к попрекам, а главное, не появляться во время больших религиозных торжеств, – прибавил Генрих из Лаценбока.

– Последую вашему совету, благородный пан, и воздержусь показываться в народе, – покорно ответил Гус.

Он действительно заперся у себя дома и никуда не выходил, даже тогда, когда Вацлав из Дуба привез ему охранную грамоту, а папа и кардиналы официально уведомили, что интердикт временно приостановлен.

Гус вел затворническую жизнь, трудясь над проповедями и речами, которые, как он надеялся, ему дозволят произнести, или обсуждал разные богословские вопросы с многочисленными навещавшими его посетителями.

Но, если он зарылся в работу и не покидал своего добровольного заключение, зато его враги не дремали и проявляли необыкновенное усердие, не упуская ничего, чтобы восстановить против него членов собора и общественное мнение.

Особым рвением отличались Венцель Тим, торговавший индульгенциями в Праге, Палеч и Михаил из Немецкого Брода, или de Causis; первый не забыл Гусу, как он испортил ему торговлю, другой не прощал ему своего изгнания из Праги, а третий ненавидел в нем строгого обличителя продажности духовенства, ярким представителем которой был он сам. Все они чуяли, что настал таки момент отмщения, и неутомимо рыскали по городу, показывая кардиналам искаженные выдержки из сочинений Гуса, расклеивали объявления, в которых выставляли его, как отлученного от церкви еретика, и не брезговали распускать по городу клевету, будто Гус пытался бежать, спрятанный в возе сена. Последствием этих происков было решение арестовать опасного проповедника.

Утром 28 ноября, добрая Фидес, – „сарептская вдовица”, как прозвал ее Гус, – стояла на пороге своего дома и обсуждала с возвратившейся с рынка соседкой дороговизну съестных припасов. Вдруг ее внимание привлекли отряды городской стражи, показавшиеся с обоих концов улицы и тихо занимавшие соседние дома.

82