Светочи Чехии - Страница 106

106

– Пани Ружена была ангелом, – иначе святой мученик не снизошел бы за ней с неба, – а ангелы не придают цены земным обычаям, – убедительным тоном сказал Брода. – Ваше сердце и сожаление о ней она и так видит, а честь сопровождать ее тело, вы могли бы поручить моей испытанной верности.

Новые возражения графа были также опровергнуты; тогда они порешили, что Вок на следующий же день отправится далее, с несколькими людьми, и берет с собою Анну, если она того пожелает; Брода же, с остальным конвоем, останется охранять тело и вещи. Однако, Анна отказалась ехать с графом, предпочитая сопровождать покойную.

– Я лучше останусь с Руженой! Мне незачем торопиться в Прагу, опустелую после всего, что я любила, а вас, граф я только стесню, – возразила она.

Глава 10

После быстрой езды, давая людям и коням едва необходимый отдых, Вок прибыл, наконец, в Прагу. Эта бешенная скачка, утомительная, но зато отвлекавшая мысли от постигшего его горя, вернула ему некоторые душевное равновесие. Чтобы окончательно заглушить в работе без отдыха боль сочившейся кровью раны, он, очертя голову, кинулся в водоворот кипучей политической деятельности, охватившей в ту пору его соплеменников.

И прибыл он на родину в самое нужное время: никогда еще умы не были так возбуждены, раздавались первые раскаты народной грозы, которой суждено было разразиться четыре года спустя.

Графа Гинека не было в Праге, когда приехал Вок. Спасаясь из пустого дома, где каждый предмет напоминал ему Ружену, молодой граф в тот же вечер отправился к своему приятелю, Милоте Находскому. Марга с мужем встретили его, как всегда, с распростертыми объятиями, и весть о постигшем его несчастье вызвала у обоих слезы и горькое сожаление. Но, видя, как тяжело Воку говорить о покойной жене, Милота постарался перевести разговор на другую тему и стал расспрашивать о подробностях мученической смерти Гуса и участи, ожидавшей Иеронима.

– По всем вероятиям, костер, как и мистра Яна. Соборные коршуны и чешские изменники вымещают на них обоих тот удар, который мы нанесли немцам в 1409 г., – ответил огорченный Вок и начал подробно описывать возмутительный суд и геройскую смерть Гуса.

– Я вижу, что мы были правы, считая его святым, и что народ справедливо отомстил за его казнь, – заметил Милота, внимательно слушавший графа.

– Разумеется! Всякое насилие над бессовестными попами, которые своими бесчинствами, только позорят свой сан, – по-моему, праведное, святое дело!

– В таком случае, вы, остались бы довольны, если бы могли видеть то, что происходило здесь, при получении известия о смерти Гуса, – вмешалась Марга.

– Расскажите, расскажите, что у вас тут было. Я приехал сегодня утром и ничего еще не знаю.

– Боже, какие это были тяжелые дни, – начала Марга, вздрагивая при одном воспоминании, – Волновался весь город; народ массами собирался на улицах и громко обвинял во всем духовенство, как главного виновника неправедного осуждения обожаемого проповедника и проистекавшего отсюда бесчестия, которое пятном легло на Чехию. Но на разговорах дело не остановилось. Разгоряченная толпа накинулась на дома священников, заведомых врагов мистра Яна, и наделала там много бед…

– Да, я сам был свидетелем ужасного зрелища, – перебил жену Милота и, улыбаясь продолжал – Марга опасалась выходить из дому, чтобы не попасть в свалку; из духовенства многие бежали из города; ну, а кто не оказался столь предусмотрителен, тот пережил много неприятного: дома их разграбили и даже подожгли, а их самих ругали и били. При мне бросили во Влтаву двух раненых, полумертвых монахов…

– А расскажи графу про осаду архиепископства, – вмешалась Марга.

– Как? Осаждали Конрада Вехта? – засмеялся Вок.

– Ну, да! Настоящая осада, и ему с большим трудом удалось бежать, а то бы его паства с ним расправилась.

– Скажите, как же тогда приняли Яна Железного и те драконовские меры, на которые его уполномочил собор, как своего посла?

– Да, хуже выбора сделать было нельзя! Я полагаю, во всей Чехии нет более ненавидимого человека, как епископ Литомышльский, – его, ведь, считают главным обвинителем Гуса на соборе со стороны чешского духовенства и ближайшим виновником его смерти! Один его вид пробудил такую злобу, что он не смел показываться на улицу, а когда отправлялся к королю, то требовал особую охранную грамоту. Надо правду сказать, что и при дворе его принимают не особенно-то ласково. Королева – вне себя, по смерти высокочтимого духовника, и открыто прославляет отца Яна, как святого мученика; ну, а за ней и знатнейшие пани, как вдова Генриха Розенберга, Анна Змирзликова и Анна Мохова.

– Это не помешало архиепископу Яну принять меры, которые он считал необходимыми для „обуздания” Чехии, и со вчерашнего дня на Прагу снова наложен интердикт. Но… только у нас теперь народ не так уж смирен и я боюсь, что все это кончится очень скверно, – прибавила Марга, вставая, чтобы приказать подавать ужин.

Дня через два Вок отправился представляться королю, пребывавшему в это время в Вышеграде. Ему хотелось выпросить себе продолжение отпуска, да и вообще освободиться, насколько возможно, от службы при Вацлаве. В своем теперешнем настроении, Вок вовсе не был расположен забавлять своего государя рассказами разных приключений и сочных анекдотов; он жаждал заглушить мучившую его сердце боль тревожной политической деятельностью.

Вацлав, как оказалось, был занят с Ченеком из Вартенберга и Вок ждал своей очереди, беседуя с прочими панами, прибывшими на королевский прием. Вдруг явился паж королевы и передал графу, что ее величество, узнав о его прибытии, пожелала его видеть.

106