Светочи Чехии - Страница 105

105

Ружена тоже испуганно смотрела на него.

– Боже мой! Как вы, должно быть, настрадались, мистр Иероним, – прошептала она. – Но что делать! А я очень рада увидать вас в последний раз.

Почувствовав его слезы на своей руке, она тихо высвободила ее и ласково провела по его склоненной голове.

– Не плачьте, Иероним! Горе Вока и ваше делают мне смерть тяжелее и отнимают посланную Богом великую радость – собрать вокруг себя всех, кто мне дорог…

Упадок сил не дал ей договорить, и она закрыла глаза. Вок и Иероним вскрикнули в один голос; услышав этот крик, Ружена усилием воли поборола бессилие и выпрямилась.

– Это ничего! Маленькая слабость и все прошло, – точно извиняясь, прошептала она. – Подойдите ближе ко мне… Анна, Светомир, Брода, я хочу с вами проститься.

Поддерживаемая Воком и Иеронимом, она обняла своих друзей детства и поблагодарила Броду за его неизменную, самоотверженную преданность.

Потом она поцеловала в лоб Иеронима, и долгим прощальным взором, с любовью смотрела на него. Вок судорожно прижал ее к своей груди и, не будучи в состоянии сдерживаться долее, осыпал поцелуями и залил горючими слезами лицо жены. Мужество окончательно покинуло Ружену, и она с глухими рыданьями замертво поникла на руки мужа.

Граф вздрогнул и боязливо прислушался, дышит она или нет. Но вдруг Ружена выпрямилась и встала; широко раскрытые глаза ее, устремленные в пространство, смотрели восторженно и радостно. Вок невольно повернул голову в сторону, куда глядела Ружена, и замер в изумлении…

В глубине комнаты, озаренный широким кольцом ослепительного, голубоватого света, стоял… Ян Гус. Одет он был как в день своей казни, но вместо черного, теперь на нем было белоснежное одеяние, искрившееся вокруг и по складкам. Помолодевшее, дивно прекрасное лицо его дышало покоем; его лучистые, глубокие глаза с бесконечной нежностью смотрели на Ружену.

Легкое, как дымка, но совершенно реальное, видение приближалось к умирающей, маня, в то же время, ее рукой и улыбкой.

– Отец Ян! Ты за мной пришел?.. Я готова!.. – прошептала Ружена и потянулась к нему.

В этот миг видение исчезло, а тело Ружены грузно упало на пол…

Несколько минут в комнате царила мертвая тишина. Все видели и признали друга, давшего им блестящее доказательство того, что земные привязанности сохраняются и в „потустороннем” мире…

Но как ни был уважаем и дорог им таинственный гость, вид его произвел панический страх.

Иероним первым опомнился; перекрестясь, он нерешительно оглянулся кругом. Анна стояла на коленях, ничего, казалось, не видя, что творилось вокруг; глаза ее горели странным, фанатическим возбуждением. Вок откинулся на кресло и лежал без чувств; страх был неведом ему, пока дело шло с живыми, но видение его нервы не выдержали. Иероним хотел было ему помочь, но оправившиеся от своего изумления Светомир и Брода стали поднимать графа; тогда он нагнулся к Ружене. Убедясь, что она мертва, он поднял на руки ее еще теплое тело и, прижав его к своей груди, бережно снес на кровать, где закрыл Ружене глаза, а на ноги набросил одеяло.

Склонясь над телом, Иероним долго, полными слез глазами, любовался очаровательным личиком покойной, на котором застыло удивленно-радостное выражение; затем он преклонил колени и стал горячо молиться.

Вок пришел в себя довольно быстро. В первую минуту стыд, что он поддался чисто женской слабости, заслонил собою всякое иное чувство; но скоро сознание понесенной им утраты охватило его, и страшное нервное напряжение разразилось судорожными рыданьями.

Иероним наружно казался спокойным. Поговорив еще некоторое время со Светомиром и Бродой о происшедшем необычайном явлении, он пожелал возвратиться к себе, в тюрьму, потому что чувствовал потребность остаться один.

– Мой славный сторож будет счастлив вновь увидать меня, да и я хочу поразмыслить и помолиться в уединении, – усталым голосом сказал он.

Отказавшись от того, чтобы Светомир или Брода ему сопутствовали, так как и один сумеет найти дорогу, Иероним попросил только, чтобы его снабдили мечом.

Он простился еще раз с усопшей, обнял друзей, благодаря за оказанную ему неоценимую услугу, и пожал руку Анне, молча стоявшей в стороне, бледной, с блуждающем взором, словно ее только что разбудили ото сна. Затем Иероним завернулся в плащ и вышел с Бродой, провожавшим его до дверей дома.

Неделю спустя, траурный поезд покидал Костниц. На запряженной парой повозке стоял тяжелый, дубовый гроб с телом Ружены, старательно набальзамированным маэстро Бонелли; сзади ехали верхом Вок, Анна, Брода и Светомир, остававшийся в городе и сопровождавший друзей до ближайшей остановки. На первом роздыхе растроганные приятели простились, и поезд двинулся дальше.

Вследствие трудности пути, следовать приходилось шагом, и путешествие совершалось ужасно медленно. Это тягостное бездействие, на которое был осужден Вок, и постоянный вид гроба бередили рану его сердца и угнетающе действовали на нервную, подвижную натуру графа.

Мрачный, убитый, он молчал по целым дням. Наблюдавший за ним Брода решил, что если все так и дальше пойдет, то Вок несомненно заболеет по дороге.

Как-то раз, на постоялом дворе, где они остановились на ночлег, Брода заговорил с графом и попытался убедить его торопиться в Прагу, где, вероятно, совершаются, в это время, важные политические события.

– Там ваша голова и меч могут быть необходимы, а здесь вы все равно ничему не поможете, пан Вок.

– Это, может быть, и справедливо, Брода, но могу ли я покинуть дорогой для меня прах, не проводив его до могилы? – грустно заметил граф.

105