Светочи Чехии - Страница 34

– Лучше оставить Прагу, – воскликнул один из профессоров.

– Уйдем, а не подчинимся! Но предварительно надо попробовать иное средство, – спокойнее других заметил магистр Варентраппе. – Во-первых, обождем, пока декрет будет обнародован, а затем можно будет сделать королю представление и напомнить ранее данные им обещания, а как ultima ratio, возвестить ему наше бесповоротное решение уйти отсюда прочь!

– Если уж ничто не поможет, одна эта угроза образумит Вацлава, – ядовито усмехнулся Гюбнер. – Наш уход – это разорение города и конец университету. В данном случае нас поддержит все бюргерство Старого города.

Спор продолжался в том же страстном тоне. Одна мысль потерять привилегии и утратить первенствующее положение приводила немцев в такое бешенство, которое отнимало у этих людей науки всякое самообладание.

Хоть и было постановлено ничего не говорить в этот вечер остальным гостям, но празднество было испорчено. Долгое совещание и доносившийся из кабинета шум возбужденных голосов привлекли общее внимание, а разгоряченные, расстроенные лица хозяина дома и прочих профессоров подтверждали только подозрение, что случилось что-то неожиданное и ужасное…

Прежнее веселье сменилось тревогой, и гости поспешно стали разъезжаться.

Глава 10

Графиня Вальдштейн вернулась из Болоньи гораздо ранее, чем предполагала. Она так торопилась в Прагу, что, не доезжая до Рабштейна, послала извещение о своем прибытии, а в замке осталась ровно столько времени, сколько требовалось для укладки вещей.

В темный, туманный вечер, в конце февраля, прибыла она с Руженой в Прагу. Сама графиня со своей будущей невесткой сидела в одних носилках, Анна с Ииткой в других, а отец Иларий ехал верхом рядом с Матиасом, командовавшим охраной. Недалеко от городских ворот их встретил граф Гинек с сыном, в сопровождении отряда вооруженных людей. По словам графа, беспорядки в городе побудили его и Вока выехать к ним на встречу и лично проводить их до дому.

Да и на самом деле Прага представляла необычное оживление.

Несмотря на ночь, которая обыкновенно прогоняла мирных обывателей с темных, узких улиц, становившихся притоном ночных воров, грабителей и прочего лихого люда, – теперь всюду были видны толпы студентов-немцев, шумно расхаживавших с факелами в руках, враждебно оглядывая или даже ругая всякого попадавшегося по дороге чеха.

Граф с сыном ехали по сторонам носилок. Графиня и Ружена спустили на лица вуали; но всякий раз, когда по дороге попадался освещенный дом, или улица озарялась факелами, молодая девушка с любопытством и страхом всматривалась в своего жениха.

Вок очень изменился и похорошел за эти два года, в продолжение которых они не видались.

У него была мужественная осанка, лицо дышало энергией и молодой удалью, а презрительная, не сходившая с уст усмешка открывала белые, чудные зубы.

На голове у него был легкий шлем без забрала и весь он был закутан в темный плащ. Большие черные глаза Вока тоже поминутно взглядывали внутрь носилок, где сидела его невеста, закрытая теперь непроницаемым вуалем. При встрече темнота помешала ему разглядеть Ружену, и пришлось ограничиться поцелуем маленькой белой ручки, с которой сдернута была шелковая, подбитая мехом перчатка.

На пути им приходилось останавливаться перед скопищами студентов или горожан, которые с криками и ругательствами неоднократно пытались их задержать, но каждый раз многочисленный, вооруженный конвой внушал толпе должное уважение, и дальнейший проход очищался.

Наконец, они прибыли к дому Вальдштейнов – громадному, мрачному зданию, украшенному по сторонам башнями. Через широкие ворота, обитые железом и тщательно охраняемые, поезд въехал во двор.

Вок спрыгнул с лошади и собрался вести невесту в залу, но Ружена взяла под руку Анну и, не поднимая вуаля, пошла с ней в дом, кивнув жениху, со словами:

– До свиданья, до ужина!

Досада, отразившаяся на лице Вока, забавляла ее.

Брошенный один, молодой граф пошел за матерью в ее комнату, где и остался до ужина, беседуя о путешествии и разных новостях, привезенных из Италии. Между прочим, графиня упомянула, что у нее есть из Болоньи чудные вещи, которые Вок мог бы поднести невесте в виде свадебного подарка.

– Я купила их по очень сходной цене, благодаря кузену Томассо, который удивительный знаток в этом деле!

– Недаром он епископ, – иронически заметил Вок. – А где же у тебя эти вещи? Мне хотелось бы их посмотреть.

– Я сейчас же покажу тебе их, они у меня в особом сундуке, – поспешила ответить графиня, не сводившая взора с сына и с восхищением любовавшаяся каждым движением его статной фигуры.

– Нет, уж лучше отложим осмотр до завтра! Ты устала, да вот идут звать нас к ужину, – рассеянно сказал он, вставая и быстро идя в столовую.

Почти одновременно с ним вошла и Ружена.

Она переоделась и была в лиловом шелковом, с широкими рукавами платье, плотно облегавшем ее стройный стан. На этом темном фоне дивно выделялись ее чудные золотистые волосы, как ореолом обрамлявшие бледное от волнения лицо. Большие, теперь почти черные глаза ее испуганно, стыдливо взглянули на молодого графа, остановившегося, как очарованный, на пороге.

Воку было трудно признать в обаятельной, стоявшей перед ним во всем блеске красоты Ружене – ту пятнадцатилетнюю девочку, худенькую, бледную и благодаря быстрому росту, болезненную, которая осталась в его памяти.

– Ты ли это, Ружена, или небесное видение? – вскричал он с таким неподдельным восторгом, что Ружена покраснела и застыдилась, а, входившие в это время граф и графиня захохотали.