Светочи Чехии - Страница 115

115

– Мы его добудем! А теперь, друзья, обсудим необходимые меры; дела впереди много, а у нас в запасе один только завтрашний день, – оживился Жижка, которого жажда деятельности воодушевила и преобразила.

Все пододвинулись к нему и продолжали совещаться вполголоса.

Когда, час спустя, главари гуситского движения разошлись, у них уже был выработан подробный план действий.

День воскресенья, 30 июля, выдался ясный и жаркий. Задолго до начала обедни, вереницы богомольцев тянулись к церкви Девы-Марии Белоснежной, предоставленной утраквистам, по декрету короля. Внимательный наблюдатель, может быть, удивился бы малочисленности женщин в этой толпе и мрачному, озабоченному виду горожан и ремесленников, которые поголовно все были вооружены: кто мечами и кинжалами, кто дротиками и копьями, а кто и просто палками.

Церковь внутри оказалась скоро набита битком, а толпа все прибывала, заполняя паперть, улицу и даже соседний переулок.

По окончании богослужения, Ян из Желива взошел на кафедру и начал свою обычную пылкую проповедь.

На этот раз он был как-то особенно возбужден: громоносный голос оратора доносился даже на улицу через раскрытые настежь двери, и каждое слово врезывалось в сердца слушателей. Он говорил о бедствиях переживаемого ими времени и преследованиях, которым подвергались истинные слуги Христовы.

– Да, братья мои, тяжелы наши страдания, но не будем отчаиваться и унывать, ибо все, что совершается, уже отмечено в Писании и апостол Иоанн видел все это, как в зеркале. Можно ли хоть на миг усомниться в пророческом видении ученика Христова, описанном в Апокалипсисе: „ И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли, умерщвлять мечем и голодом, и мором, и зверями земными!.. ”.

За этим следовало объяснение, усматривавшее в апокалипсическом всаднике папу, ведущего за собой ад, в лице порочного, злобного и жадного духовенства, – истинного воинства дьявольского. Проповедник рисовал все беды, которые сыпал на Чехию римский антихрист и его пособники: войны, нашествия иноплеменных, грабительство, реки пролитой крови и мученичество невинных за святое дело, из которых главнейшими были святой Ян Гус и Иероним Пражский!

– Все эти жертвы, кровь которых вопиет к небу об отмщении, видел пророк и слово его раскрывает перед нами тайну загробного мира, когда он говорит:

„ И когда он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка святой и истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу ?”

Пояснения, сопровождавшие этот отрывок, убедительно доказывали слушателям, что святой Иоанн имел в виду чешских мучеников, беззаконно убиенных собором, и указывал путь, по которому надлежало следовать, чтобы удостоиться быть орудием готового разразиться гнева Божия.

– Вслушайтесь только в слова апостольские и вы не усомнитесь в миссии, какую налагает на вас Господь: „И рассвирепели язычники, и пришел гнев Твой, и время судить мертвых, и дать возмездие рабам Твоим, пророкам и святым и боящимся имени Твоего, малым и великим, и погубить губивших землю.” Готовьтесь же все быть исполнителями воли Божией!..

Трудно описать, какое впечатление произвела эта проповедь на возбужденную, фанатизированную толпу, наполнявшую церковь. Пылкое, образное слово бывшего премонстранского монаха сумело настроить массу и подготовить ее к борьбе.

Наружно пока все было спокойно; хотя лица были разгорячены, руки смело сжимали оружие, но уста пели гимны, и процессия тронулась вслед за Яном, шедшим впереди в облачении и с чашей в руках.

Целая река человеческих существ медленно текла по улицам Нового города, но, достигнув храма св. Стефана, вдруг остановилась: церковные врата оказались запертыми, по приказанию священника, желавшего выразить этим свою неприязнь гуситам.

Минута для такого вызова была выбрана неподходящая. Сначала в народе послышался смутный гул, перешедший затем в рев; толпа хлынула вперед и вмиг тяжелые двери были разбиты.

Попадись сам настоятель в руки разъяренной массы, он, конечно, был бы убит, но, на свое счастье, он скрылся, а довольная своей первой победой, толпа двинулась дальше.

Дом Милоты Находского стоял на большой площади Нового города, против ратуши.

Утром, 30 июля, в комнате, окнами выходившей на площадь, сидела Марга и Анна. Со смерти Ружены, сестра Жижки поселилась у подруги, помогая ей по хозяйству и в тоже время принимая деятельное участие в великом национально-религиозном движении, пожаром охватившем всю Чехию.

Бледные и взволнованные, обе они стояли у окна, со страхом наблюдая за тем, что творилось на площади. Городские советники собирались в ратушу; отряд полицейской стражи выстраивался против одной из улиц, с очевидной целью преградить дорогу крестному ходу, когда тот будет проходить по рынку.

Марга особенно была в тревоге; мужнее запрещение ей и Анне идти сегодня в церковь и приказ заготовить, на всякий случай, побольше мази и перевязок, вселяло убеждение, что Милота с Жижкой предвидели кровавое столкновение. Поэтому еще накануне она отправила детей к Змирзликам, а теперь с трепетом ожидала, что произойдет. Анна наружно казалась спокойною и строгим, зорким взором смотрела на улицу.

– Смотри, – толкнула она подругу, – Лейнхардты, с кучкой немцев, идут в ратушу; это не сулит ничего хорошего.

– Разумеется! Эти два негодяя руководят всей смутой в Праге. В своей ненависти к чехам они только ищут случая, чтобы вызвать кровопролитие, – ответила Марга и набожно проговорила: – О, Господи! Сохрани Милоту и возврати его мне целым и невредимым.

115